Зигмунд Фрейд в книге «Анализ масс и человеческого Я» писал: «В психической (душевной) жизни каждого человека всегда есть другой…». Мог ли подумать Фрейд, что спустя много лет его мимоходом оброненное слово «другой» превратится в имя собственное, в понятие, на котором зиждется современный психоанализ и без которого психоаналитики не могут прожить ни дня?
В психоанализе «Другой» - это человек, заботящийся о ребенке, находящийся с ним рядом, буквально ставший для новорожденного младенца ни много ни мало - настоящей питательной средой.
«Другой» заботится о ребенке, кормит его, купает, ухаживает за ним, укладывает спать, всегда так или иначе присутствует рядом с ребенком – телом, голосом, или просто запахом. Как правило Другой - это мать, однако в связи с ее отсутствием может быть и лицо ее заменяющее: бабушка, дедушка, воспитатель детского дома и так далее.
Когда Другого нет рядом, вместе с ним пропадает и питательная среда младенца, которую Другой образует своим телом. Вместо пропавшего куда-то Другого на его месте образуется пустота, сосущая черная дыра, которая вытягивает все жизненные силы младенца, и заполнить эту дыру ребенок может только собой – сосанием своих пальцев как напоминанием о груди, криком(звуком своего голоса) как напоминанием о голосе другого. Но такая замена никогда не может быть полноценна, она лишь временная мера, и должна лишь «убить» время, проведенное в одиночестве, хоть немного снизить тревогу ребенка, его физическое и психическое недовольство из-за отсутствия Другого, словно бы подчеркивая невозможность младенца отделиться от Другого в силу своей беспомощности.
Другой не только помогает ребенку выжить здесь и сейчас, но и заботится о будущем выживании ребенка, готовит его к будущей самостоятельной жизни по мере того, как ребенок взрослеет и развивается – Другой прививает ребенку социальные нормы, знакомит его с внешним миром, постепенно уступая место этому миру, в котором предстоит жить ребенку, переставая быть той самой питательной средой, которая оберегала и вскормила младенца, отделяясь от ребенка и отделяя его от себя. Отделение или сепарация – это необходимый процесс для успешного становления ребенка в социуме.
Жизнь младенца начинается благодаря процессам слияния, но продолжается благодаря процессам разделения. С точки зрения психоанализа даже появление ребенка на свет – это первый значительный акт разделения, сепарации с матерью. Далее можно отметить еще несколько условных этапов сепарации: отказ ребенка от груди, самостоятельные передвижения ребенка, посещения детских учреждений, то есть первые выходы из семьи в социум, подростковый кризис, самостоятельная взрослая жизнь.
Механизмы поддержания слитности и сепарации были исследованы и описаны Мюрреем Боуэном – знаменитым системным терапевтом в работах по теории дифференциации. Главное в этом механизме по его мнению – передача тревоги от одного человека к другому, от матери к ребенку. Когда мать неконтролируемо помещает свою тревогу в ребенка, а тот в силу возраста и универсальных способов приспособления к миру взрослых (стремления соответствовать ожиданиям взрослых, физической зависимости от взрослых), берет в себя эту тревогу, тогда и образуется общая эмоциональная система матери-ребенка. Эта система означает, что люди не имеют свободу выбора реакций тогда, когда они вместе, их поведение автоматично. Мама кричит - ребенок обижается. Мама обвиняет – ребенок сердится. Это происходит всегда, независимо от возраста членов этой пары. Не понятно, кто что чувствует, мама беспокоится и ребенок беспокоится, при этом им может казаться, что они беспокоятся по разным поводам, на самом же деле один беспокоится, просто потому, что беспокоится другой. На этой основе не может происходить полноценной сепарации. Конечно, это все негативно сказывается на личности ребенка.
Процесс сепарации нарушает, прежде всего, желание матери «остаться с ребенком», ее нежелание с ним разлучаться, отрывать его от себя, терять то чувство собственной полноценности и напоенности своим дитя, единства с ребенком, с которым ничто не сравнится, и которому в жизни нет аналогов. Если мать внутренне не готова «отпустить» своего ребенка, позволить ему отделиться от себя, то это негативно сказывается на личности ребенка.
Сперва имеют место быть трудности общения с детьми, нежелание ходить в детский сад – признаки верности и преданности ребенка семье, которая решительно протестует против его отдельного существования. Если другие дети не товарищи по играм, а «носители микробов и хулиганы», а воспитатель «злая тетка, и как таких в педагоги берут», если утренние подъемы воспринимается в семье как тяжкая жизненная несправедливость, ребенок не приспособится к детскому саду, будет болеть, бояться туда ходить.
Далее такое отношение ребенка может перекинуться с детского сада на школу.
К подростковому возрасту все становится крайне запущенным. Вместо того, чтобы решать основной вопрос – «Кто я и куда иду по жизни» – подросток развивает любые формы нарушенного функционирования для того, чтобы не отделяться от семьи. Девиантное поведение, алкоголизм, наркомания, неуспеваемость - хорошие способы доказать семье и окружающим свою несостоятельность и то, что о тебе еще нужно заботиться.
У процесса сепарации помимо патологической зависимости матери от ребенка и нежелания отлучать его от себя есть и обратная сторона, которая также предстает в негативном ключе – идеи о «материнской обязанности» запустить процесс сепарации и, в частности, ускорить первый его условный этап - отлучить ребенка от груди.
Детский психоаналитик Эрна Фурман в своем эссе «Mothers have to be there to be left» («Матери должны быть рядом, чтобы их можно было покинуть») в колкой критике этих идей о материнской обязанности отлучать детей от груди, пишет, что если ребенка не торопить, то он сам отказывается от груди.
Фурман подчеркивает, что стремление к независимости является таким же первичным и мощным, как желание зависеть; дети естественным образом стремятся к сепарации, когда они уверены в том, что их родитель «надежен», то есть, во-первых – «доступен», к нему можно легко обратиться для «дозаправки», если им это вдруг понадобится, а во-вторых – родитель сможет также легко и ненавязчиво отпустить от себя успокоенного и «дозаправленного» заботой и лаской ребенка.
По мнению Фурман, обычно именно мать, а не ребёнок, при отлучении от груди и в другие моменты сепарации остро чувствует потерю подкрепляющего инстинктивного удовлетворения, которую матери дает ребенок. Помимо гордости за самостоятельность ребёнка, мать в тоже время страдает от некоторых «уколов печали», которая является реакцией на потерю того уникального чувства общности и любви, которую ей давал ребенок.
Дети, которые успешно прошли процесс сепарации, понимают и принимают эти уколы: они ожидают, что их родители всплакнут в первый день школы, на первом школьном балу, на выпускном и так далее.
Но если материнская боль по поводу взросления ребёнка так велика, что мать либо тоскует и вызывает у ребенка вину («Я буду так одинока без тебя»), либо оборонительно отталкивает ребёнка («Почему ты не можешь поиграть сам?!»), по мнению Фурман, это может запустить множество патологических сценариев в жизни детей.
В первой ситуации ребенок начинает ощущать, что нормальные желания быть агрессивным и независимым причиняют боль; во второй он учится ненавидеть свои естественные зависимые потребности. В обоих случаях, важная часть личности ощущается плохой, что может стать причиной множества психологических проблем и даже психических заболеваний в будущем.
Подытоживая все мысли на тему успешной сепарации, которая способствует становлению здоровой и полноценной личности ребенка, хочется прибегнуть к метафоре, которая, как мне кажется, может ярко проиллюстрировать приемлемое поведение Другого в связи с сепарацией ребенка.
В начале статьи было сказано о том, что Другой – питательная, изначальная среда для младенца, которая необходима ребенку для того, чтобы выжить, но из которой ребенок впоследствии должен выйти во внешний мир. Так вот, представьте, что Другой – это пещера, небольшая уютная теплая пещера в огромном, непонятном и поэтому страшном мире. Если ребенка выгнать из этой пещеры, которая может защитить его от всех невзгод и опасностей этого мира, еще в детстве, то у него не хватит сил выжить. Если же ребенка постоянно пугать опасностями этого мира и прельщать безопасностью пещеры, то он никогда не выйдет из пещеры и проведет в ней всю жизнь, не познав этот огромный мир. Вместо этого просто держите вход в пещеру открытым. Всегда. И тогда ребенок, внутренне готовый к независимому поведению, сперва начнет выглядывать из пещеры, ощущая ее безопасность, рассматривая этот странный огромный мир. И когда что-то или кто-то в этом мире привлечет его внимание, уже не ребенок, но юноша выйдет из пещеры, и пустится в путь по миру, который уже не будет казаться ему таким огромным и страшным. И этот юноша сможет покорить себе весь мир, но только если глубоко внутри будет знать, что в случае неудачи и разочарования он сможет вернуться в ту пещеру, из которой начиналось его путешествие, ведь вход в нее для него открыт. Всегда.
В психоанализе «Другой» - это человек, заботящийся о ребенке, находящийся с ним рядом, буквально ставший для новорожденного младенца ни много ни мало - настоящей питательной средой.
«Другой» заботится о ребенке, кормит его, купает, ухаживает за ним, укладывает спать, всегда так или иначе присутствует рядом с ребенком – телом, голосом, или просто запахом. Как правило Другой - это мать, однако в связи с ее отсутствием может быть и лицо ее заменяющее: бабушка, дедушка, воспитатель детского дома и так далее.
Когда Другого нет рядом, вместе с ним пропадает и питательная среда младенца, которую Другой образует своим телом. Вместо пропавшего куда-то Другого на его месте образуется пустота, сосущая черная дыра, которая вытягивает все жизненные силы младенца, и заполнить эту дыру ребенок может только собой – сосанием своих пальцев как напоминанием о груди, криком(звуком своего голоса) как напоминанием о голосе другого. Но такая замена никогда не может быть полноценна, она лишь временная мера, и должна лишь «убить» время, проведенное в одиночестве, хоть немного снизить тревогу ребенка, его физическое и психическое недовольство из-за отсутствия Другого, словно бы подчеркивая невозможность младенца отделиться от Другого в силу своей беспомощности.
Другой не только помогает ребенку выжить здесь и сейчас, но и заботится о будущем выживании ребенка, готовит его к будущей самостоятельной жизни по мере того, как ребенок взрослеет и развивается – Другой прививает ребенку социальные нормы, знакомит его с внешним миром, постепенно уступая место этому миру, в котором предстоит жить ребенку, переставая быть той самой питательной средой, которая оберегала и вскормила младенца, отделяясь от ребенка и отделяя его от себя. Отделение или сепарация – это необходимый процесс для успешного становления ребенка в социуме.
Жизнь младенца начинается благодаря процессам слияния, но продолжается благодаря процессам разделения. С точки зрения психоанализа даже появление ребенка на свет – это первый значительный акт разделения, сепарации с матерью. Далее можно отметить еще несколько условных этапов сепарации: отказ ребенка от груди, самостоятельные передвижения ребенка, посещения детских учреждений, то есть первые выходы из семьи в социум, подростковый кризис, самостоятельная взрослая жизнь.
Механизмы поддержания слитности и сепарации были исследованы и описаны Мюрреем Боуэном – знаменитым системным терапевтом в работах по теории дифференциации. Главное в этом механизме по его мнению – передача тревоги от одного человека к другому, от матери к ребенку. Когда мать неконтролируемо помещает свою тревогу в ребенка, а тот в силу возраста и универсальных способов приспособления к миру взрослых (стремления соответствовать ожиданиям взрослых, физической зависимости от взрослых), берет в себя эту тревогу, тогда и образуется общая эмоциональная система матери-ребенка. Эта система означает, что люди не имеют свободу выбора реакций тогда, когда они вместе, их поведение автоматично. Мама кричит - ребенок обижается. Мама обвиняет – ребенок сердится. Это происходит всегда, независимо от возраста членов этой пары. Не понятно, кто что чувствует, мама беспокоится и ребенок беспокоится, при этом им может казаться, что они беспокоятся по разным поводам, на самом же деле один беспокоится, просто потому, что беспокоится другой. На этой основе не может происходить полноценной сепарации. Конечно, это все негативно сказывается на личности ребенка.
Процесс сепарации нарушает, прежде всего, желание матери «остаться с ребенком», ее нежелание с ним разлучаться, отрывать его от себя, терять то чувство собственной полноценности и напоенности своим дитя, единства с ребенком, с которым ничто не сравнится, и которому в жизни нет аналогов. Если мать внутренне не готова «отпустить» своего ребенка, позволить ему отделиться от себя, то это негативно сказывается на личности ребенка.
Сперва имеют место быть трудности общения с детьми, нежелание ходить в детский сад – признаки верности и преданности ребенка семье, которая решительно протестует против его отдельного существования. Если другие дети не товарищи по играм, а «носители микробов и хулиганы», а воспитатель «злая тетка, и как таких в педагоги берут», если утренние подъемы воспринимается в семье как тяжкая жизненная несправедливость, ребенок не приспособится к детскому саду, будет болеть, бояться туда ходить.
Далее такое отношение ребенка может перекинуться с детского сада на школу.
К подростковому возрасту все становится крайне запущенным. Вместо того, чтобы решать основной вопрос – «Кто я и куда иду по жизни» – подросток развивает любые формы нарушенного функционирования для того, чтобы не отделяться от семьи. Девиантное поведение, алкоголизм, наркомания, неуспеваемость - хорошие способы доказать семье и окружающим свою несостоятельность и то, что о тебе еще нужно заботиться.
У процесса сепарации помимо патологической зависимости матери от ребенка и нежелания отлучать его от себя есть и обратная сторона, которая также предстает в негативном ключе – идеи о «материнской обязанности» запустить процесс сепарации и, в частности, ускорить первый его условный этап - отлучить ребенка от груди.
Детский психоаналитик Эрна Фурман в своем эссе «Mothers have to be there to be left» («Матери должны быть рядом, чтобы их можно было покинуть») в колкой критике этих идей о материнской обязанности отлучать детей от груди, пишет, что если ребенка не торопить, то он сам отказывается от груди.
Фурман подчеркивает, что стремление к независимости является таким же первичным и мощным, как желание зависеть; дети естественным образом стремятся к сепарации, когда они уверены в том, что их родитель «надежен», то есть, во-первых – «доступен», к нему можно легко обратиться для «дозаправки», если им это вдруг понадобится, а во-вторых – родитель сможет также легко и ненавязчиво отпустить от себя успокоенного и «дозаправленного» заботой и лаской ребенка.
По мнению Фурман, обычно именно мать, а не ребёнок, при отлучении от груди и в другие моменты сепарации остро чувствует потерю подкрепляющего инстинктивного удовлетворения, которую матери дает ребенок. Помимо гордости за самостоятельность ребёнка, мать в тоже время страдает от некоторых «уколов печали», которая является реакцией на потерю того уникального чувства общности и любви, которую ей давал ребенок.
Дети, которые успешно прошли процесс сепарации, понимают и принимают эти уколы: они ожидают, что их родители всплакнут в первый день школы, на первом школьном балу, на выпускном и так далее.
Но если материнская боль по поводу взросления ребёнка так велика, что мать либо тоскует и вызывает у ребенка вину («Я буду так одинока без тебя»), либо оборонительно отталкивает ребёнка («Почему ты не можешь поиграть сам?!»), по мнению Фурман, это может запустить множество патологических сценариев в жизни детей.
В первой ситуации ребенок начинает ощущать, что нормальные желания быть агрессивным и независимым причиняют боль; во второй он учится ненавидеть свои естественные зависимые потребности. В обоих случаях, важная часть личности ощущается плохой, что может стать причиной множества психологических проблем и даже психических заболеваний в будущем.
Подытоживая все мысли на тему успешной сепарации, которая способствует становлению здоровой и полноценной личности ребенка, хочется прибегнуть к метафоре, которая, как мне кажется, может ярко проиллюстрировать приемлемое поведение Другого в связи с сепарацией ребенка.
В начале статьи было сказано о том, что Другой – питательная, изначальная среда для младенца, которая необходима ребенку для того, чтобы выжить, но из которой ребенок впоследствии должен выйти во внешний мир. Так вот, представьте, что Другой – это пещера, небольшая уютная теплая пещера в огромном, непонятном и поэтому страшном мире. Если ребенка выгнать из этой пещеры, которая может защитить его от всех невзгод и опасностей этого мира, еще в детстве, то у него не хватит сил выжить. Если же ребенка постоянно пугать опасностями этого мира и прельщать безопасностью пещеры, то он никогда не выйдет из пещеры и проведет в ней всю жизнь, не познав этот огромный мир. Вместо этого просто держите вход в пещеру открытым. Всегда. И тогда ребенок, внутренне готовый к независимому поведению, сперва начнет выглядывать из пещеры, ощущая ее безопасность, рассматривая этот странный огромный мир. И когда что-то или кто-то в этом мире привлечет его внимание, уже не ребенок, но юноша выйдет из пещеры, и пустится в путь по миру, который уже не будет казаться ему таким огромным и страшным. И этот юноша сможет покорить себе весь мир, но только если глубоко внутри будет знать, что в случае неудачи и разочарования он сможет вернуться в ту пещеру, из которой начиналось его путешествие, ведь вход в нее для него открыт. Всегда.
